Я – запретный плот этого процесса. Я поедаю вишни с деревьев.

Я – то, что есть, когда хочется большего.

Потому что это я плыву в лодке по подземной реке, по реке тёмной воды, я стерегу тебя, я обладаю этой силой.

Именно я несчастна.

Тень тени. У тени тени нет тени.

Потуши свечу, мадам Оракул. Пожелаю тебе выпутаться из пут, найти центр лабиринта, разбить бутылку «Чинзано».

В конце – когда будет Другая сторона, нас будет ждать счастливый финал.





--------





она прекрасна

---

Имена богов условны.

Каждый день мы придумываем им новые.

Каждый день мы создаём по ещё одному богу.

Проснувшись утром, открыв мир заново, мы становимся богом, который был вчера. Богом, которого не будет завтра.

Бог в настоящем. Голос тех, кого нет.

Мы плачем о своих богах, но мы сами – демиурги. Вокруг нас вращаются планеты. Внутри нас вращаются звёздные системы. В наших глазах взрываются галактики.

Мы будущее и мы прошлое. Но бог в настоящем – это кто-то другой.

Кто-то лучший.

Кто-то свободно мыслящий. Кто-то с волей, подобной синей птице.

Никто из нас не был собственным богом, но каждый желал бы этого.

Быть ни тем, ни другим, быть в настоящем, познать истинное значение слова «есть» или узнать, что у него нет никакого значения, кроме того, что своей верой в иллюзии придают ему люди.

«Бог в дожде». Бог в настоящем.

Живите будущим, живите прошлым. Создайте богов столько, чтобы они заполнили и то, и другое.

Где-то в первом измерении нынешнего мира, в текущий момент есть иной бог, бог настоящего.

Потому что всё, что происходит с вами, происходит на самом деле.

---

«Сегодня так ярко светит луна над балконом, что больно смотреть…»

Нет. Только маленький серпик на всё огромное голубое небо.

Ещё не вечер, но луне знать это не дано и не положено.

Войди в моё положение. Войди в моё расположение.

Будь собой, это проще всего.

Я не люблю тебя. Я люблю луну, как тот парень из песни бывшего художника в чёрном плаще и с вымазанным мукой лицом, с подведёнными углём глазами. Голодными глазами. Да… да-да-да-да, голодные глаза, безумные глаза, да… да-да-да-да, только так. Чтобы смотреть в них вечно.

Не дёргай меня за рукав. Я люблю лунную дорожку. Дорожку лунного порошка. Кружку лунного эля. Кусок лунного сахара. Лунным сахаром торгуют хаджиты, тут, за углом. Видишь, те трое: помахивают пушистыми хвостами, прижимают уши, осторожничают. За лунный сахар их отправят в трюмах на рудники, а там, хоть и темно, но сыро, кошки не любят сырости. Ну всё, это уже становиться смешным.

Луна-луна. Лунные цветы, посеребрённые с помощью плакатной краски. Лунный камень – инвентарный номер и подпись заведующего музеем. Может быть, ни ты, ни я не были рождены для этой планеты, поэтому луна действует на нас сильнее, чем на моря, и притягивает нашу кровь, поднимая нас в воздух.

Чтобы мы летели без крыльев, без парусов, без руля.

Лунная дорожка на воде. Путь в параллельный мир.

Тот ключ ещё у тебя? Идём. Но помни: я не люблю тебя, я люблю луну.

Это наша легенда.

Да, я – легенда. Идём.

---

«Потери неизбежны», - вот, что прозвучало в моей голове.

Неизбежность.



Чтобы переправиться на остров, нужно взять лодку. По берегу ведётся огонь. Но это не страшно: это всего лишь сон, и я управляю им.

Песок, прозрачная неглубокая вода, почти нет прибоя, маленькие волны набегают на берег. Пули, входя в воду, чертят линии из пузырьков, и теряют скорость, погружаются на песчаное, волнистое дно.

Мы оставляем следы на этом дне, когда идём к лодке, а вокруг нас входят в воду пули.

Но лодка нужна нам, потому что нам нужен остров.

Солнце, что светит в глаза, холодная вода и выстрелы… Мы доберёмся, я знаю: это мой сон.

Ещё один выстрел… Что ж. Значит, доберусь только я. Которым по счёту спутником ты был?..

---

Кто ищет этой правды?

Кто ищет её, невзирая на муки совести, на кровоточивость сердца, на немоту пальцев? Кто столь глуп, чтобы признаться мне, что он ищет этой правды?

Кто забыл, что дарящий жизнь, отнимет её?

Это здесь горит последний огонь, это здесь летает пепел предшественников, это здесь вечно звучит эхо последних слов тех, кто до конца оставался верным, кто не боялся, кто не помнил, что есть вещи, более важные, чем жизнь, но приносил сюда жизнь и кидал её в последний огонь.

В мой огонь.

Кто ищет этой правды? Пусть смотрит: вот она, правда. Она – огонь.

А я нет.

Потому что меня нет. Остался только огонь.

Все ищут правды, никто не ищет морей моих глаз.

---

Это тонкое стекло: здесь ты, там я.

Так будет вечность. Я не дам стеклу исчезнуть, а ты не соберёшься с силами, чтобы попытаться разбить его.

Так правильнее, мой друг.

---

Я слышу - рвётся связь времён,

Я слышу - мир пришёл в движенье!



Я помираю, точно.



«Ко всему прочему, что ты знаешь о том, что будет потом? Разбередив раны, не сделаешь свою жизнь проще. Если не дать зажить этому, оно будет рваться вновь и вновь, и одиночество будет прошивать полотно дней машинной строчкой, мелким стежком. Всё поделено на квадраты, от одной ниточной границы до другой тянется путь, по которому меня ведёт тень, но, увы, не Вергилия, а кого-то более приземлённого. Также это вряд ли Эвридика. Может быть, моя собственная тень ведёт меня, тогда я могу надеяться, что маршрут мне известен, пусть я ничего не помню об этом.

Всем нужны люди, которые нужны как воздух. Если нет таких людей, то приходится идти от одной ниточной границы к другой, ведомому собственной тенью.

Как темно в этом мире, сумерки. Они не позволяют увидеть, что вокруг, но тени, из которых они состоят, шепчут под неслышную тебе музыку: «Я вижу чёрный цвет знамён - ты проиграл своё сраженье!».

На этом бескрайнем поле нет, увы, последних поворотов. Была бы хоть какая-то надежда.

От одной ниточной границы до другой, от линии одиночества до линии одиночества пролегает то, что ты по необъяснимой причине должен пройти. Зачем? Ведь этому нет ни конца, ни края.

Так бы хотелось, чтобы этому не было ни конца, ни края, ни ниточных границ, а были бы тут только воздух и люди, которые нужнее воздуха».



Ох, ох, ох.

---

Иллюзии (финал)

практика иллюзий

Почему-то вокзал в Сиднее был почти пустым, но прибытие их поезда сразу исправило этот «непорядок». Иза и Би, а за ними Станислав медленно продвигались к залу ожидания. Терминалы безопасности пропускали по одному человеку за раз, а всего терминалов было пять или шесть – один, кажется, не работал, и люди напрасно толпились рядом с ним.

Однако, почти сразу после того, как только девушки и не отстающий от них Станислав оказались в зале, выяснилось, что терминал всё же работал: его дверь раскрылась, а потом в дверной проём вырвался то ли огонь, то ли ослепляющий свет.

И грохот. Кроме этого ослепляющего света был оглушающий грохот. И удар воздуха – прямо в грудь, так что внезапно пол оказался не под ногами, а под спиной.

Уже через секунду появилась боль – в ободранной спине, в груди, в локтях, которыми упираешься в пол и, самое страшное, - в затылке.

А вместо стены, где были туннели к поездам и терминалы, - плавленая дыра и накренившийся потолок.

Цепляясь ладонями за пол, Иза попыталась подняться, но ноги скользили, а в ладони врезались какие-то осколки. Она ещё не осознала до конца, что произошло, однако инстинкт уже вопил, что отсюда надо убираться. Кто-то схватил её за руку и потянул вверх, выворачивая плечо. Перед глазами возникло лицо Станислава – бледное, с разводами грязи и, кажется, крови.

Он молча потащил Изу куда-то в сторону от расплавленной стены. Позже, на вопрос, оставшийся незаданным, он мог бы ответить, что схватил ту из девушек, которая оказалась к нему ближе. Иза позволяла тащить себя всего секунду, а потом вырвалась и вернулась за Би, без сознания лежавшей там, куда её бросило ударной волной. Станислав помог Изе поднять подругу, и, теперь уже вроём, они стали пробираться к выходу.

В зале ожидания, конечно же, царила паника. Только немногие из тех, кто был способен самостоятельно передвигаться, пытались выбраться из здания, большинство были пребывали в состоянии шока.

Достигнуть двери им удалось в тот момент, когда в зале раздалась серия выстрелов; к тому времени и Станислав, и Иза пришли в себя настолько, что бы не ждать продолжения, а выбежать на улицу, вытащив Би. Однако многие люди, напротив, с жадностью и любопытством заглядывали в зал ожидания. Странный инстинкт – или странное отсутствие инстинкта – заставляло их подставляться под пули.

Отойдя на расстояние, которое они были вынуждены признать достаточным, в основном по причине нехватки сил идти дальше, они уложили Би на ближайшую скамейку.

-Нам надо в больницу, - пробормотал Станислав, тяжело дыша.

-Надо, - согласилась Иза. У неё болело всё, но, кажется, серьёзно ничего не пострадало. У Станислава из пореза на лбу всё ещё сочилась кровь, но это тоже было не так уж страшно. А с Би было ничего не ясно.

-Где спасатели? – спросил Станислав. Иза пожала плечами, откуда ей знать, и села на свободный краешек скамейки; чуть-чуть подвинулась и положила голову Би себе на колени. Станислав сел рядом со скамейкой на землю. Они молчали, пока не пошевелилась Би. Она приоткрыла глаза и увидела Изу.

-Это?.. – её голос прозвучал очень слабо.

-Да, нам немного не повезло… сначала, - сказала Иза. – А потом очень повезло.

-Это знак… зря мы сбежали, - с трудом ответила Би.

-Даже, если бы мы сдохли на вокзале, оно того стоило, - тихо ответила Иза.

-Мы же… вместе, - пробормотала Би. Если бы она могла, то улыбнулась бы. Вместо этого ей пришлось закрыть глаза.

-Я тебе солгала… наверное, - помолчав, сказала Иза. – Я не знаю, в чём правда… у меня нет доказательств насчёт твоих родителей.

-Я знаю, - выдохнула Би. – Всё равно.. ты важнее..

Завыли, наконец, серены машин скорой помощи. С момента взрыва прошло около пятнадцати минут; сегодня спасатели не торопились. Возможно, это был не единственный взрыв в тот день в Сиднее.

настоящая

Би засмеялась и покружила по комнате.

-А можешь стать ею? – спросила Иза.

-А кем?

-Ну, кем тебе больше нравится?

-Я не знаю.

Би подошла к креслу, где закинув ногу на ногу сидела Изабелла, и. покрутившись перед ней, сказала:

-Иногда я хочу быть одной, иногда другой. А ты?

Иза радостно улыбнулась:

-Это то, чего нам не хватало.

-Думаешь? – но Би уже поняла, что, да, именно это будет последним штрихом.

-Они никогда не поймут, кто из нас, - возбуждённо сказала Абигайль. – Кто приносит смерть, а кто сон. Точно.

теория иллюзий

«Последнее правило состоит в том, что зритель не должен видеть лица мастера иллюзий. Он может прочесть по глазам иллюзиониста его душу.

Я не буду пояснять это правило. Просто примите его на веру, это знание досталось мне дорогой ценою: мастер иллюзий не должен ни с кем делиться тем, что у него в душе».

практика иллюзий

-…книгу, - закончил Станислав. Чувствовалось, что идея его захватила. Чёрт, это была отличная, просто великолепная идея, она позволяла организовать что-то вроде триумфального возвращения. В то же время идея была проста, что лишний раз свидетельствовало об её гениальности.

Би услышала только последнее слово.

-Книгу? – переспросила Абигайль с отсутствующим видом. – Почему книгу…

-Потому что визуалку делают все. Это дурной вкус, пошлятина. А у тебя будет книга, - Станислав стал разгибать пальцы, считая:

-Это интеллектуально и интеллигентно, это традиционно и ново, это безопасно… и это прибыльно. Намного больше…

Би вздрогнула, и он замолчал.

-Чёрте что, – сказала Би. – Чёрте что!

Она выбралась из постели, раздражённо откинув одеяло и попав им по глазам мужу. Пол почернел под её ступнями, когда она присела на край кровати, спиной к Станиславу; чернота расползалась, как клякса, вытягивая ложноножки. Станислав приподнялся на локте и удивлённо наблюдал за чернеющим полом.

-Ты злишься? Или что? – спросил Станислав.

-Ты определяешь это, глядя на пол, а не на меня? – холодно спросила Абигайль, поднимаясь. – О чём книга? Кто будет её писать?

-Об искусстве иллюзий, - повторил Станислав, поняв, что она не слышала его вдохновенный рассказ о великолепной идее. – Писать её будешь ты, если понадобиться, то с помощью профессионального литератора.

Пользуясь тем, что муж вынужден смотреть на её спину и не видит лица, Би зло улыбнулась, прежде чем ответить:

-Без разрешения Изабеллы я не могу писать об этом. Это наша общая интеллектуальная собственность.

Станислав снова лёг. Абигайль дёрнула плечами и потянулась за халатом.

Что такое, почему она не понимает, что не так с её жизнью; а с другой стороны, очень хорошо понимает, что не так с её жизнью; и ещё, удивительно! у ситуации есть третья сторона, и с этой стороны ясно, что причиной всего - какой-то дефект в голове самой Абигайль, сделавшей её такой дурой. «Чёрте что».

-Так даже лучше, - задумчиво сказал Станислав, глядя в потолок. – Поутихнут слухи о вашем разрыве. Напишите вдвоём книгу…

-Матерь Божья, да кто это будет читать, – сквозь зубы проворчала Абигайль, шлёпая босыми ногами к «французскому» окну.

-Запахнись, - усмехнулся Станислав.

-Сотый этаж, - огрызнулась Би. – Эту книгу не купит ни один здравомыслящий человек.

-Вполне возможно, - согласился Станислав, - но на здравомыслящих людей я и не рассчитывал. Кто делает деньги на них? Однако немало людей из других, более многочисленных категорий захотят узнать секрет или даже научиться волшебству.

-У них ничего не получится, - ответила Би, прижимаясь к холодному стеклу.

-Это не важно, - терпеливо ответил Станислав. – Это в любом случае не твоя проблема… Давай, я поговорю с Изой.

-Ни в коем случае! - Би резко оттолкнулась от окона. – Я сделаю это сама. Имей в виду, она не согласиться.

теория иллюзий

«И ещё одно нужно знать мастеру иллюзий: чтобы создать истину из лжи, вовлекая всех в это и веря только себе, и в первую очередь себе, не доверяя больше никому; иными словами, чтобы создать Иллюзию, нужно иметь не только талант, но и особый склад ума. Такой, чтобы думать одновременно о реальности и иллюзии, не верить очевидному, обманывать себя, любить и терять в один и тот же миг, жить сиюминутными эмоциями, не понимать логики и видеть мир сердцем. И делать это всё по своему желанию, когда есть в том необходимость. До сегодняшнего дня мне не встретилось ни одного мужчины, который решился бы на это, хотя я не буду утверждать, что таких мужчин нет. Мы – мастера иллюзий, но это не дар и не проклятье, это способ существования. Наш мир – наши иллюзии»

практика иллюзий

Изабелла что-то пила, пока Абигайль рассказывала ей о затее с книгой. Би с удовлетворением отметила, что Изабелла совсем не слушает её, может быть, даже не понимает, о чём идёт речь.

-Окей, - сказала Иза.

-Что? – переспросила Би.

-Окей, - повторила Изабелла. – Я встречусь с тем человеком, которого нашёл Станислав.

-Каким человеком? – с ужасом спросила Би. – Я не говорила…

Изабелла отставила пустой стакан в сторону и посмотрела ясными глазами на Би.

-С тем человеком из издательства, которого нашёл Станислав, - чётко произнесла Изабелла. – С тем человеком, с которым он назначил мне встречу завтра в баре отеля «Красные пески».

-Что у тебя в стакане? – беспомощно спросила Би.

-Минералка, Абигайль, - задумчиво ответила Изабелла. – А ты на что рассчитывала?

И непонятно было, к чему относится этот последний вопрос.

Иза улыбнулась и отключила связь.

Абигайль как-то неловко повернулась на стуле и посмотрела на мужа, стоявшего у неё за плечом.

-Ты уже связался с издательством? – с той же беспомощностью и с появившейся в голосе злостью спросила Би.

Станислав покивал головой.

-Твоя подруга никогда не была особенно красивой, - как ни в чём не бывало сказал Станислав. – Но вчера, когда я был у неё и рассказал про книгу, а она назвала это отличной идеей, она была совсем не такой, как «никогда».

Би неотрывно смотрела на него, но Станислав будто не замечал этого уже пугающего взгляда. Почти минуту они не двигались с места и молчали, а потом медленно, будто припоминая что-то из позапрошлой жизни, она произнесла:

-«Скажите, как зовут вашу красивую подругу?»

Станислав захохотал; он не мог остановиться, хотя чувствовал сам, что в этом смехе нет ничего естественного.

-Мы всегда были с ней… одинаковыми, - сказала Абигайль. – Я даже не уверена, что я – это я, а не она.

-Я вас тоже не различаю, - сквозь смех сказал Станислав. – Чёрт, да на той ли я женился?

Би вскочила, уронив стул; страшный звук вырвался у неё, больше всего похожий на вой. Кажется, она бросилась на мужа.

Через какое-то время уже спокойный Станислав обнимал рыдающую Абигайль. Всё, что нельзя было говорить, всё уже было сказано, и больше между ними ничего не осталось общего.

-Ну ладно, ладно – сказал Станислав. – Мы живём достаточно долго, чтобы всё исправить.

Абигайль ещё была неспособна что-нибудь ответить на это. Впрочем, и через час, когда эта способность к ней вернулась, она, собрав самые необходимые вещи в небольшую дорожную сумку и стоя у дверей, сказала совсем немногое.

-Ну что же, - оптимистично сказал Станислав, - я же всё ещё ваш продюсер? Занимайтесь книгой, девочки. Давай, я донесу твою сумку до машины.

-Продюсер. Но больше не мой муж. С сумкой я справлюсь.

Станислав улыбнулся.

-Прежде, чем уйдёшь, - доверительно сказал он, - ответь мне на вопрос, он меня давно интересует. Что ты сказала тогда ей в поезде?

-«Представляешь, мы поссоримся из-за этого симпатяги», - безразлично ответила Абигайль. Когда она уходила, то слышала смех Станислава.

С определённой точки зрения это было действительно смешно - до вот такой вот истерики.

практика иллюзий

-Я вас узнал, - сказал тот человек. – Вы Моррея.

-Нет, - коротко ответила Иза, изучая узор на бокале.

-Точно, продолжал человек. – Я это знаю.

Иза повернулась к нему и стала изучать теперь его лицо. Если она хотела сказать что-то резкое, то передумала, и ответила просто:

-Нет. Мы менялись.

-Я был три раза на представлении, и все три раза вы были Морреей, - мягко возразил человек.

-Возможно, - пожала плечами Изабелла. – Да, вам могло так повезти.

Человек кивнул.

-У меня есть друг, он детектив. Я вас узнал бы в любом обличье.

Изабелла заметно вздрогнула и резко спросила, испытывая странное чувство обеспокоенности:

-Что за бред? Кто вы такой?

иллюзии

Как странно, что я знаю, где граница между тем и этим, где свет превращается в тень, даже, где граница между мной и… мной. Но я, даже точно зная, что же именно произошло в самом начале моей жизни, не могу признаться себе в этом. И никогда не смогу произнести это или написать; я могу говорить об этом только неудобоваримыми намёками.

Ибо моя иллюзия в том, что мир всё ещё добр и не мог сделать со мной такого.

Будь счастлив, мой мир, и я, зная правду, буду счастлива в твоих пределах.

настоящая

Человек широко улыбнулся и развёл руками.

-Я уже представлялся, меня зовут Роберт. Вы мне напоминаете одну мою знакомую.

-Кого же? – внезапно Изабелла поняла, что у неё кружится голова. Она чувствовала себя не собой. Может быть, Абигайль, а может быть – той маленькой девочкой, что осталась безымянной, потому что её мать заставили поверить, будто дочери никогда не существовало.

-Мою мачеху, - ответил человек. И, понизив голос, добавил:

-Вы обе мне её напоминаете, только совершенно по-разному.

Изабелла протянула руку за бокалом, но промахнулась и попала ладонью по стойке, потом по чьей-то непогашенной сигарете. Отдёрнула руку и посмотрела на ожог.

-Болит? – спросил Роберт.

-Уже нет, - ответила Иза.

P.S.

-Кто из них? – спросил Роберт; они наблюдали за Селеной и Морреей, сидящими в разных углах комнаты переговоров. Через минуту Роберт и его спутница должны были войти в эту комнату и начать беседу о предполагаемой книге.

-Они, что, в ссоре? – спросила женщина.

-Помирятся, - легко сказал Роберт. – Нельзя долго злиться на самого себя.

-И в кого ты такой умный? – странным голосом произнесла женщина.

Роберт взял её руку.

-Я в норме, в норме, - сказала она.

-Тогда которая из них? – повторил Роберт.

-Не знаю, - ответила женщина и обернулась к нему; всё-таки в её глазах были слёзы. – Обе? Наверное, обе.

---

Иллюзии (8)

практика иллюзий

«Кого из нас ты любишь больше?»

Церемония была такой, какой они её придумали очень давно; она в точности повторяла самую первую иллюзию. Сама первая иллюзия и была репетицией этой церемонии.

Церемония и была иллюзией, созданной из чьей-то надежды. Из чьей-то веры, из чьего-то нарушенного обещания.

Гости видели прекрасное голубое небо, такое чистое, каким оно редко бывает в настоящем мире. Небо без облаков, перепадов цвета и солнца: нежно-голубой бескрайний купол. Они также чувствовали тёплый ветер, не сильный, не слабый, приносящий запахи цветущих фруктовых деревьев, хотя никаких цветущих деревьев не было видно. Стояло позднее лето, а все деревья вокруг были дубами. И ещё они видели, что их окружают горы, заключившие эту лесную долину в круг, горы со снежными вершинами, чётко прорисованные на голубом небе.

Церемония проходила на природе – рядом с дубовой рощей, в лесной долине, под бескрайним небом. Но также она проходила в Большом Пекинском Концертном Зале. Правда, второе видел только один человек – автор этой уникальной иллюзии. Только этот человек не участвовал в церемонии, потому что такая иллюзия высасывала все силы. Морреа сдержала своё обещание. Или Селена сдержала своё обещание. Кто-то из них, тогда как другая не сделала этого.

Одна надежда, одна вера, одно нарушенное обещание.

теория иллюзий

Иллюзионист выходит на пустую сцену, к зрителям, зная, что через мгновение они увидят вместо сцены, стен, потолка и его самого не то, чтобы нечто совсем иное, но иное, а для иллюзиониста зал останется залом, сцена – сценой, и он тоже не изменит своего облика. Иллюзионист видит всё таким, каким оно было до его вмешательства; это называется «изнанка иллюзий». С изнанки иллюзия прозрачна и сквозь неё виден мир таким, как его создал другой, величайший иллюзионист – Бог.

Иллюзионист полагает, что знает правду и верит лишь в то, что зал – это зал, сцена – это сцена. Некоторые же иллюзионисты идут дальше и верят в то, что они сами – это только они.

Истинное же мастерство в том, чтобы знать, что иллюзия есть, даже если ты не можешь её видеть и, самое главное, верить в себя – в того, каким ты есть в иллюзии.

Ещё одно правило: мастер иллюзий верит в свою иллюзию больше зрителя, мастер иллюзий верит в себя.

практика иллюзий

Иза налила ещё тоника. Никакого алкоголя, а пьянит быстрее шампанского. Или это только иллюзия опьянения?

-И что вы предлагаете? – задав вопрос, она вернулась на своё место, шлёпнувшись с размаху на диван. Часть содержимого стакана выплеснулась ей на кофту, и Иза небрежно смахнула капли с ткани.

-Прекратите пить, - предложил детектив.

-Это тоник, - ласково сказала Изабелла, делая большой глоток.

-Тогда почему вы так пьяны? – резонно возразил детектив.

-Потому что мне хочется, - ответила Иза, наклоняясь и ставя стакан на пол. Она обхватила колени и потянула спину, прогнувшись, как кошка.

Детектив незаметно облизнул губы и тоже наклонился вперёд.

-Послушайте, госпожа Изабелла, если вы правы, я смогу найти что-то, подтверждающее ваш рассказ. Но он слишком невероятен. Это мыльная опера.

-Я знаю, - голос Изы звучал глухо. – Вы полагаете, что я всё это выдумала с пьяных глаз. Все думают, что я тихо спиваюсь…

Детектив промолчал. Все думали, что Изабелла тихо спивается, мнения расходились только в том. Спивается ли она, потому что Морреи и Селены больше нет, или их больше нет, потому что она спивается.

-Всё это правда, - сказала Иза. Она вытянула руки и дотронулась до носков туфель. – Я жила с этой правдой. С этой невероятной правдой. Но вся-вся правда ещё невероятнее, ведь нас всегда было двое. Только это один человек. Может быть, есть ещё кто-то? Почему нас так много? Кто-то решил подстраховаться…

На этом у неё, наконец, перехватило дыхание, и, оттолкнувшись ладонями от пола, Изабелла резко выпрямилась.

-Послушайте, вы берётесь за это? – спросила Иза. Детектив увидел, что она совершенно трезва.

-Берусь, - сказал детектив. – Без аванса. В знак уважения к вам.

Изабелла криво улыбнулась.

-Уважения… Тоника не хотите, детектив, - предложила она, снова пьянея.

-Хочу, - ответил детектив. – Лимонного.

-Конечно же, - Иза встала и сильно покачнулась. Вскочив с кресла, детектив тут же подхватил её.

-Да-да, с лимоном, – легко засмеялась Иза, поворачиваясь к нему лицом. – У меня как раз такой есть.

практика иллюзий

«Финал Европы» был станцией на юге Италии; отсюда поезд возносился вверх, на прозрачных опорах лежал туннель, и всё это выглядело так, как и должно выглядеть настоящее будущее.

Иза описала это именно так, когда вернулась в вагон после прогулки по станции. Станислав, пропустивший предыдущий «сеанс курения», не мог не пойти вместе с Изой. О станции он выразился менее романтично:

-Больше всего это напоминает русские горки. И выглядит так же страшно.

Абигайль из вагона не выходила. Поезд навевал на ней сон. Дело было не в движении, а в самой обстановке:

-Это, наверное, такой атавизм, - объяснила она. – Все мои предки, должно быть, путешествовали только ночными поездами.

В воздухе, над Африкой, Азией и океаном поезд нёсся на гораздо большей скорости, без остановок и поворотов, покачиваясь из стороны в сторону. Он был похож, наверное, на письмо в трубке пнемопочты. Рядом тянулись три таких туннеля, почти невидимых на фоне неба, и появляющиеся в них поезда казались просто летящими среди облаков.

Смотреть было не на что; в окнах было только небо, красивое, но ставшее вдруг удивительно однообразным, а чтобы рассмотреть землю, пришлось бы далеко высунуться из окна. Во избежание таких самоубийственных действий со стороны не особо умных пассажиров, все окна были заблокированы.

К середине пути разговоры в вагоне затихли, а к концу пути дремали все пассажиры.

…Би окончательно уснула, Иза отвернулась к окну, и её лица было не видно, но по ровному дыханию можно было бы предположить, что она тоже спит. Станислав дремал, изредка открывая глаза и посматривая на девушек или на часы на потолке. До Сиднея оставалось всё меньше времени. Сидней изменит всё для всех.

настоящая

«Разве это то, что ты хотела? Разве это оно?

Быть с тем, с этим… с кем? Как его зовут?

Разве это то, что ты хотела, сестра? Разве это тот, кого ты хотела?»

Накануне отъезда нужно обойти весь дом, и весь квартал и те места в городе, которые были тебе памятны. Остановится возле скамейки в маленьком парке, или на набережной речушки, или напротив кинотеатра. Всё, как у всех: вещи и места привязывают тебя, ты зовёшь это чувство – «я дома», и что в этом плохого.

А потом нужно порвать все связи с этим и забыть всё, что хотелось помнить.

Чтобы, стоя на перроне, понимать: настоящее волшебство кончилось, дальше будут только иллюзии.

И через много лет написать об этом в прощальном письму самому лучшему человеку в мире, самому лучшему.

практика иллюзий

-Так это правда, - Иза листала отчёт, прикасаясь пальцем к экрану.

-Вы же… - удивлённо успел сказать детектив, прежде чем Иза улыбнулась и покачала головой.

-Это была правда только для меня, а теперь это правда для всего мира. Настоящая.

-Надеюсь, здесь всё, что вам нужно, – официальным голосом сказал детектив.

-Конечно, здесь всё… - Иза посмотрела на него. – На кого вы ещё работаете?

-В каком смысле? – нахмурился детектив. – У меня есть ещё клиенты, я не скажу вам их имена, разумеется.

Иза продолжала смотреть на него, и под таким взглядом детектив неожиданно для себя занервничал.

Изабелла закрыла глаза и вздохнула.

-Простите, - она опустила голову. – Я переведу деньги сегодня. Можете идти.

-До свидания, - детектив подхватил свою смешную шляпу и поспешил покинуть дом Изабеллы.

«Прошёл год, - подумала Иза. – Или больше? Или меньше? Здесь… не всё, совсем не всё… Нет имени. Его не будет. Её давно нет в живых. Или есть? Не может быть, что есть, иначе… иначе… иначе… иначе… Иначе, мы – одно и то же. Это правда для всего мира, но Абигайль эту правду я не скажу. Иначе…

Иначе, мы – одно и то же».

-Господи! – впервые в жизни она произнесла это слово, и оно неожиданно вызвало слёзы, потом рыдания, доходящие до дрожи, до судорог. Жизнь невыносимо невероятна, а Изабелла больше не могла мириться с этой невероятностью без той, кто был её нужнее воздуха.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Однако, если попробовать по-другому

Так, мы шли по дороге из синего кирпича. На каждом кирпиче была метка, клеймо Императорских мастерских. На каждом кирпиче извивалась маленькая тёмно-синяя ящерка. Хотя она должна была бы быть изумрудной, как на гербе, но кирпичи были синими, и ящерка была синей, и пыль в наших лёгких была синей, и ещё то, что мы ели и пили, приобретало синий оттенок.

Всё потому, что дорога из синего кирпича ведёт к краю земли. На краю земли есть контрольно-пропускной пункт.

Каждого, кто подходит к нему, ждёт один ответ, к которому он должен назвать вопрос.

И на КПП отвечают что-то посложнее, чем "42"! На "42" мы уже нашли ответ в позапрошлый четверг, когда на джунгли вылился зимний, искусственный дождь и все животные стояли мордами кверху и ловили капли с мятным и коньячным привкусом на язык.

За контрольно-пропускным пунктом стоит Человек-без-Имени. Он потерял своё имя давным-давно, когда внутренняя Монголия была ещё внешней, когда Беловодье было озером Байкал, а Гиперборея начиналась прямо за морем Лаптевых. Он потерял имя где-то в наших краях, разыскивая себе жену, но в результате остался и без имени, и без той женщины, которой обещал небо и звёзды, и космос, и вечность, и должность на Последнем Небе. Имя выпало у него изо рта и стало синей пылью, из которой теперь прессуют кирпичи с клеймом Императора Страны Радуг, того, что влюбился в женщину, которой Человек-без-Имени обещал небо и звёзды, и космос, и вечность, и должность на Последнем Небе. Император не стал ничего обещать ей, а поцеловал, когда ночная гроза проходила над его дворцом и молнии дырявили крышу. И женщина решила, что это значит больше, чем все обещания, часть которых неисполнима, а другая часть - неисполняема. Поэтому она достала зеркало, увидела своё отражение, звёзды и вечность, и прошептала, даря дыхание стеклу: "Так тому и быть". И стало так, как она сказала.



А на самом деле, ничего этого нет и не будет, просто синяя пыль дарит нам немного больше счастья, чем обычно. И мы видим картинки, отражающие истинную плоскость мира, мы видим автограф на стекле и читаем эту подпись, вечно читаем это имя, но никогда не произнесём вслух: "…".

---

Густая синева залегла под глазами

Это ведь всё не важно, правда?

Нет и нет.

Не-любить.





Послушай, когда небо падало на землю, где ты был? Где ты был, когда его кусочки, маленькие осколки с острыми краями резали моё тело? Ты повторял те же слова, что и всегда, всё те же, всегда.

Но за словами ничего нет.

За словами нет ничего, ни одного движения, ни одного действия. Paroles, paroles, paroles... Пустенько. Пустыненько.

Красные пески.

Слова - всего лишь слова, к тому же большая часть из них звучит отталкивающе.

Оставайся сам с собою и со своими словами. Слова утешат тебя.

Я остаюсь с моим расколовшимся, в кровавых брызгах, но всё же небом.

---

Иллюзии (7)

практика иллюзий

Иза смотрела на цветные полосы за окном поезда. Ей хотелось курить, но курить было разрешено только на станциях. В полосах появлялись и исчезали цвета, однако два оставались неизменными – бледно-серый и грязно-зелёный. Небо Европы и земля Европы. Оба слишком старые, оба почти мёртвые. Через некоторое время Европа закончится, закончатся и станции, а поезд поднимется в небо. Там вообще нельзя будет курить.

-Девушки, когда будет следующая станция? – спросил вдруг сидящий напротив худой нервный человек.

Би даже не пошевелилась, продолжая делать вид, что спит, Иза ответила:

-А зачем вам?

-Курить хочется, - удивлённо и насмешливо ответил сосед.

-Через 15 минут, стоянка 20 минут, затем финал Европы, - вздохнув, ответила Иза.

Сосед тоже вздохнул.

-Это очень плохая привычка, - не открывая глаз, монотонно произнесла Би.

-Какая? – полюбопытствовал сосед.

-Курить, - ответила Би и попыталась повернуться на бок, но кресло вагона третьего класса не было настолько эргономичным, чтобы позволить ей это. Би открыла глаза, но её взгляд был равнодушно устремлён в одну точку – на какую-то деталь потолка.

-И как же мне ещё заполнить свою вечную жизнь? – спросил сосед.

-Не беспокойтесь об этом, - ответила Иза.- Ваша вечная жизнь – только иллюзия.

-Откуда вы знаете? – засмеялся сосед. – Может, я бог, спустившийся в мир людей, чтобы познакомиться с какой-нибудь симпатичной девушкой.

-Я специалист по иллюзиям, - нахмурилась Изабелла. Би закрыла глаза и пробормотала:

-Ваша вожделенная станция сейчас будет.

-Спасибо, добрая незнакомка, - обрадовался сосед. – Мне кажется, вы как-то приблизили станцию и спасли жизнь этому богу.

Он ткнул себя пальцем в грудь.

-Я не управляю поездом, - сонно пробормотала Би и добавила:

-Стоп.

Через мгновение поезд стал тормозить.

-Я всегда мечтал о власти над вещами, - задумчиво сказал сосед, доставая «портсигар». – Хотя, говорят, власть над людьми интереснее.

Иза бросила недружелюбный взгляд на него и его «портсигар».

-А, - протянула она. – Так у вас виртуальные…

-Да, - удивлённо ответил сосед. – А у вас нет?

-Нет, – коротко ответила Иза.

Поезд полностью остановился, и она расстегнула ремни защиты.

-Би, я пошла курить, - нарочито грубо сказала Иза. Би подобрала ноги, чтобы ей было удобнее выходить.

-Настоящие, - недоверчиво и с ноткой то ли ужаса, то ли восхищения пробормотал сосед и то же поднялся. – Ну, надо же.

Би снова подтянула ноги, и сосед аккуратно пробрался в проход между рядами кресел.

-Как вас зовут? – вдруг спросила Би.

-Станислав, - вежливо ответил сосед. – А вас?

-Абигайль.

Теперь она посмотрела ему в глаза. Станислав помедлил и спросил ещё:

-А вашу красивую подругу?

-Мою красивую подругу, - чуть насмешливо ответила Би, - зовут Изабелла.

Станислав подумал и прошёл обратно на своё место. Би развернулась в кресле.

-Вы из Франции? – спросил Станислав.

-Да, - ответила Абигайль. – Как вы поняли?

-Я аватаро бога, - улыбнулся Станислав. – Я должен знать такие вещи.

Видя, что Би не улыбнулась в ответ, он сказал уже серьёзнее:

-Я работаю с людьми, привык замечать больше, чем остальные.

-Сложно определить сейчас, кто откуда, - возразила Абигайль.

-Сложно, - согласился Станислав. – Иногда. Иногда легко, особенно, если человек всю жизнь провёл там, где родился.

-Вы и это определили? – Би, наконец, удивилась и улыбнулась. – Да, всю жизнь на одном месте. Много-много лет, да.

-Это не так плохо, порой мне хочется пожить так, - сказал Станислав.

-А ваша жизнь – полная тому противоположность, - Би потянулась и подняла спинку кресла.

-Да, - подтвердил Станислав. – Абсолютно.

Вернулась Иза и молча села на место.

-Ты не стала смотреть станцию? Отчего? – Би взяла руку подруги.

-Ничего интересно, - пробормотала Иза, - то же, что и везде. Мир всегда одинаков. Сколько нам ехать?

-Час, наверное, - пожала плечами Би и, наклонившись, прошептала Изе что-то на ухо. Иза засмеялась.

-Этого не будет никогда, - сказала она вслух.

Би улыбнулась ей. Станислав отвернулся к окну.

---

...

Забавно, но ты мой двойник.

Ты обижаешься на те же вещи, и точно так же. И теми же словами даёшь понять, что обижена.

Наверное, ты радуешься тоже похоже; сложно сказать, ты, как и я, прячешь искреннюю радость, а преувеличенно-наигранную создаёшь теми же средствами, вплоть до междометий и любимых смайлов.

Ты, как и я, любишь паутины [из слов]; ты талантливее, правда, но это ничего. Мы ведь всё равно смотрим на мир одинаковым способом.

И комплексы, комплексы те же! Только в твоём случае они лишены основания, поверь мне.

У нас похожий вкус, ведь увидели и ты, и я, то, что скрыто. Мы смотрим на что-то ещё, кроме внешней стороны вещей. В этом, наверное, наша беда… или только моя беда.

Ты мой двойник. Или я твой? Нет, всё же ты, ведь я была раньше. Но ты не просто двойник – ты более удачная попытка бытия.

Да, пожалуй, одно «но» - ты красива. Я – нет. Это важное различие. Поэтому всё же: я – твой двойник, твоя тень. И всё больше буду «бледнеть» по сравнению с тобой, а ты будешь становиться всё лучшее.

ТТБ.

---

Иллюзии (6)

практика иллюзий

-Помнишь… - начала Би, но сразу замолчала.

Лицо Изы оставалось таким же задумчивым; взгляд, обращённый внутрь, а не вовне, был холодным, колючим. Когда Изабелла погружалась в свои мысли, она всегда принимала такой вид – не человек, ледяная неприступная крепость. И сама она не знала об этом, и специально, если ей приходило в голову показать человеку своё безразличие, не умела становиться такой отчуждённой.

-Изабелла, - позвала Би.

-Абигайль, - машинально ответила Иза, возвращаясь в мир. – Да, что?

-Помнишь, - с готовностью повторила Би, - когда в детстве мы съели все спелые вишни с дерева доктора Брина и прятались потом в подвале заброшенного дома, ты сказала, что если мы когда-нибудь выберемся оттуда, то, так и быть, ты будешь свидетельницей на моей свадьбе. До этого ты каждый раз начинала возмущаться, что я сжульничала, когда мы играли в «Лото семейки Муми», подтасовала карты.

-Помню, - равнодушно ответила Изабелла.

Она поднялась с дивана и прошла к мини-бару за тоником. Пол под её ногами меня цвет и плыл жёлто-белыми пятнами.

-Тогда в подвале было страшно. Нам было лет шесть, кажется, - она смешала тоник с соком лайма.

Би улыбнулась.

-А когда мы сбежали из чёртовой деревни, имея в активе только творческие псевдонимы? Помнишь? – Би тоже встала. Под её ногами пол плыл тёмно-синим. – На вокзале была… «перестрелка». Ты тогда сказала…

-…что даже если мы сейчас сдохнём, оно того стоило, - Иза отпила коктейль, даже не поморщившись. – Я помню.

-Да, я сказала, что жизнь стоила того, потому что ты была рядом со мной, - Би взяла у неё бокал и тоже глотнула убойную смесь горечи и углекислого газа.

-Я всё это помню, - медленно подтвердила Иза, глядя на подругу, и протянула руку к бокалу.

Они стояли, держась за бокал, но не соприкасаясь пальцами. Разговор продолжался, хотя слова уже не произносились вслух.

«Неужели всё меняется?»

«Может быть. Но чья в том вина».

«Это жизнь».

«Это равнодушный ответ».

«Это обида».

«Это яд».

«Это горечь».

«Это всего лишь лайм».

«Горечь здесь, «чаша сия» не минует…»

«Почему сейчас?»

«Почему сейчас?»

«Сдержи своё обещание».

Би отпустила бокал, и Иза залпом выпила оставшийся коктейль.

-Я видела, там, на третьей странице, - она показала на газетный модуль и поставила бокал на барную стойку.

Би открыла модуль.

-Это не я… - странным голосом сказала она. – Это… ради рекламы?!

-Я сдержу своё обещание, - не глядя на неё, ответила Изабелла. – Конечно.

---

Это было то самое, то самое, что гнетёт тебя с давних пор.

Что сидит, нет - лежит грузом на душе, не давая ей выбраться, заперев, как солёные огурцы в бочке. То самое, что всегда со мной.

Мне скучно. Мне редко бывает скучно. Но тогда уж скучно невыносимо. Скучно, потому что никого нет.

Мне нужно кого-нибудь за это возненавидеть.

---

Иллюзии (2-5)

практика иллюзий

Премьера через три часа. «Я сойду с ума за три часа. Боги, боги, боги, иногда ждать годы легче, чем несколько часов.

Так, про то, что ждать годы мне тоже пришлось и очень долгие, я порассуждаю позже. А сейчас я хочу найти Станислава. Именно сейчас».

Станислав носился от гримёрок к сцене, от звукооператоров к осветителям, от менеджеров зала к режиссёру. Есть место, где все эти пути сходятся, - перекрёсток коридоров. «Там я его и поймаю».

Он нервничал.

-Что? Что? – спросил Станислав, хватая Абигайль за руку. Возможно, будь у него время, он задал бы вопрос по всей форме: «Что-то случилось с моей звёздой? Или с моей второй звездой?».

Би улыбнулась успокаивающе. Станислав на секунду замер, а потом резко притянул Би к себе и поцеловал. Губы у него были сухие и горячие, будто он болен; Би слышала учащённый стук сердца. Через минуту он уже бежал дальше: проверять, выяснять и исправлять.

«Стоит заметить, что это наш первый поцелуй». Улыбаясь своим мыслям, Би пошла обратно к Изабелле.

Иза была спокойна, как слон, её нельзя ничем пронять. Би никогда не видела подругу нервничающей или обеспокоенной; невидимая стена уверенности всегда сопровождала всегда отделяла Изу от любых неприятностей и волнений. У Би мандраж, а Иза раскладывает пасьянс и ругает пиковую восьмёрку, мешающуюся ему сойтись. Это всегда была пиковая восьмёрка, проклятая карта. Там, в гримёрке Изабеллы было тихо, тепло, как-то дремотно, но успокоиться у Би не получилось.

До премьеры два часа. Станислав заглянул в гримёрку, увидел Изу за картами и Би, теребящую подругу за рукав, и тут же исчез, оставшись незамеченным. Кажется, он даже не помнил, что час назад целовал Би, но ещё хуже, что он вспомнит это через два часа с четвертью и не будет понимать, ни что его подтолкнуло к этому, ни что ему делать теперь.

Остался час. Первые зрители уже подъехали к зданию театры, а трансляция полностью налажена. Пока показывали пустую сцену, прибывающих зрителей и работников театра, имеющих неосторожность попасть в поле зрения камер. Иза забросила пасьянс, он всё равно не сходился, и легла на кушетку. Би сидела рядом, на полу, точнее на подушках, и смотрела, как мерно дышит подруга. Через десять минут должны были прийти гримёры.

Но эти десять минут будут принадлежать только Изабелле и Абигайль. Ещё десять особенных минут в их жизни, наполненных молчанием и ощущением друг друга, осознанием, что в мире есть человек, составляющий с тобой идеальную комбинацию, ключ, отмыкающий мир.

За двадцать минут до премьеры, когда загнанный Станислав опять заглянул в гримёрку, он неожиданно нашёл там двух незнакомых женщин, лишь отдалённо напоминающих Изу и Би. Женщин звали Селена и Моррея.

-Мы готовы, - сказала Селена, скользнув взглядом по вошедшему человеку.

теория иллюзий

«Каждый иллюзионист рано или поздно позволяет сомнениям овладеть им. Тогда мысли о том, что, по существу, его искусство питается способностью лгать и что без вкуса к красиво выстроенной лжи нельзя стать истинным иллюзионистом, лишают его вдохновения и силы.

Но вы должны помнить, что искусство иллюзий – это искусство плести паутину лжи, сколь прекрасную, столь и сложную, но обращать её во имя пробуждения в сердцах людей истины. Ибо истина – это красота, и всё, что красиво, каким бы не была его изначальная природа, истинно.

Это первое правило, которое иллюзионист формулирует для себя. Оттого, насколько верно вы поймёте его, будет зависеть не только крепость вашей силы, но и истинность ваших иллюзий».

настоящая

Мир Морреи расстилается внизу, ближе к земле, расползается по залу, закрывая зрительные ряды, поднятые над сценой. Туман над морем, ночным морем, морем в штиль: почти недвижимая вода, едва слышимый плеск; это мир, каким мы его видим до рождения и после смерти, то, что вызывает в нас странное чувство покоя и страха, и ожидания чего-то неизбежного то ли прекрасного, то ли чудовищного, то ли выпадающего за границы всех возможных критериев. Моррея идёт по воде, сквозь туман; она сама кажется туманом, её взгляд устремлён верх, на сестру.

Мир Селены в небе. Чёрная ночь, облака, скрывающие звёзды. Два мира, верхний и нижний, кажутся отражениями друг друга, и всё же небо – это небо. Это мир настоящего, свежий, лёгкий, воздушный.

Два мира смотрят друг на друга и говорят друг с другом о любви и о том, что такое истина, а что такое иллюзии.

-Я отражение вечности, - произносит Селена, опускаясь ниже.

-Ты отражаешь меня, - отвечает Моррея. Туман вокруг неё поднимается вверх, устремляясь к Селене.

Оказавшись рядом с сестрой. Селена протягивает ей руку, но Моррея целует её в губы. Туман застит людям глаза.

В это время сёстры исчезают, а небо и поре падают друг в друга и сталкиваются с оглушающим зрителем шумом. И сразу за этим грохотом наступают тишина и полная тьма, так что люди успевают впасть в панику: они не слышат ни своих движений, ни голоса, ни даже стука сердца, они не видят ладонь, которую подносят к самым глазам. Возможно, кто-то из них кричит, срывая голос, но звуков всё равно нет. Встать же с кресел и выбежать из зала им всем мешает один и тот же глубокий страх, что они ощутили в пустоте, где больше не действуют физические законы.

Это безвременье длится всего несколько секунд, но субъективно оно воспринимается бесконечным. А потом появляется едва уловимый звук, тонкий писк, постепенно превращаясь в свист ветра. И почти одновременно сквозь зал проносится луч белого света, а за ним уже появляется льющийся отовсюду блёклый солнечный свет.

Потом оживают сердца: люди снова слышат ритм собственной жизни. Из пустоты, ветра и солнца снова был создан человек.

Мир раскручивается, усложняется; свет плетёт узоры, за которыми сложно проследить: это отражение эволюционирующий белковой жизни. Пусть чётко не определить, что же за формы из света и тени сейчас беснуются в воздухе, но суть их совершенно прозрачна.

И, наконец, время прибывает к текущему моменту, и высоко в небе люди видят себя. Формы застывают и падают вниз, соединяясь со своими оригиналами. Всё успокаивается, в зрительном зале снова темно, освещена только маленькая сцена. На противоположных сторонах её, прислонившись спиной каждая к своему столбу, обняв эти столбы руками, отведёнными назад, наклонив голов так, что длинные волосы закрывают лицо, стоят создательницы иллюзий – Морреа и Селена, Море и Луна.

практика иллюзий

Тишина сменилась аплодисментами.

-Каждый раз мне приходится удивляться тому, как вы оформляете сюжет, - привычно восхищённо сказал Станислав, когда Иза и Би спустились со сцены за кулисы. И каждый раз это выглядит ещё более волшебным, чем раньше.

Абигайль как будто машинально взяла его под руку, представление требует много сил, и она устала. Изабелле не на кого опереться, он тоже устала, но не должна показывать вида, что это так. Иллюзии лишают не столько физических сил – хотя и их тоже, сколько душевных. «Иллюзии – это волшебство, идущее из глубины человеческой души». Иза устала, но ей не на кого опереться, поэтому она продолжает поддерживать иллюзию, что ей всё в порядке.

И затем, когда Абигайль и Станислав сели в одну машину, а Изабель – в другую, хотя ещё месяц назад всё было не так, Иза всё ещё делала вид, что всё в порядке. Она перестанет это делать только дома, уже в постели, когда, накрыв подушкой голову, подтянув согнутые ноги к животу, закрыв глаза, она провалится в пустоту.

настоящая

-Держи, - Иза, зажав сигарету зубами, наклонилась и достала из кармана на колене плоскую коробочку. – Здесь… карта и маршруты… арсписание.

Би взяла коробочку, но спешила её прятать. Иза нахмурилась:

-Ты сомневаешься?

Би дёрнула головой, изображая отрицание, но закрыла глаза и вздохнула.

-Я у них всё узнала, - сказала она очень спокойно. – Всё-всё узнала. Ты была права.

Иза быстро погасила невольную улыбку, выкинула сигарету, она обняла Би.

-Ну ничего… - тихо прошептала и. – Ничего-ничего. А это… маршруты… их наизусть учить?

Иза всё-таки засмеялась.

теория иллюзий

«Ни один иллюзионист не творит иллюзий сам для себя, потому что только наличие зрителей придаёт иллюзии смысл. Какую бы форму представления иллюзионист не выбрал, как бы не представлял правду, зритель всегда вправе скрыться в реальности от иллюзии. Лишь иллюзионист, зная о своей иллюзии всё, понимает, насколько она реальна, и попадает в её ловушку. Со стороны всегда видна граница, отделяющая то, что было всегда, и то, что создано только что.

И потому второе правило заключается в следующем: иллюзионист всегда позволяет зрителю творить иллюзии вместе с ним, разделяя акт творения, чтобы зритель не видел границы. Иллюзии – это волшебство, идущее из глубины человеческой души, любой души, находящейся в круге иллюзий».

---

"Уничтожь его... уничтошшшшь... уничтошшшшь...".

"Уничтожь её... уничтошшшшшь...".

"Уничтожшшь их всех... всех...".



Прочь из моей головы.

---

Иллюзии (1)

настоящая

-Знаешь, что такое утопия? – Иза закурила.

Абигайль пожала плечами и подвинулась ближе к ней, втягивая ароматный дым сигареты. Изабелла выдохнула дым подруге в лицо.

-Конечно, я спрашиваю тебя не о дефиниции, - не спеша, смакуя маленькую «женскую» сигарету и собственные рассуждения, продолжала Иза. – Утопия, Би, - это внезапный рывок на пустом месте. Причины – а причины, конечно, будут – будут столь многочисленны и по отдельности незаметны, что, когда их масса станет критической и вызовет изменения всего, это будет выглядеть рывком на пустом месте.

-Вот, например, - Иза положила левую руку на плечо Абигайль, правой выкидывая окурок в окно, на подоконнике которого они сидели. – Ты совсем непохожа на своих родителей. Ты другая, конечно, это же видно невооружённым оптикой взглядом. Ты рывок в области качества генного материала в результате сложившихся за столетия незначительных изменений рецессивных признаков.

Абигайль едва заметно улыбнулась.

-И какая же я? – ровным голосом спросила Би.

-О… - Изабелла сделала неопределённый знак, показывающий, что она пытается подобрать достойное определение. – Ты красивая. Красивая утопия.

---

Навигатор

Самое важное, самое жестокое.

Чувство "подводного плавания", на макушку давит прицельно безумная толща воды, и под морем, под морем вероятностей, в лабиринте из затонувших кораблей и неровностей дна, под тем морем, у которого нет названия, плачет маленький-маленький мальчик. Когда он выйдёт из моря, и его подберёт "Завтра", лабиринт осиротеет, но со временем, преодолев горе, начнёт выращивать в себе, как жемчужину моллюск, ещё одного маленького Навигатора.

Навигатор ходит по земле и превращает капли из моря, несостоявшиеся вероятности, в нечто ощутимое, но не всегда прекрасное.

Как только он выйдет из лабиринта, давящая тяжесть исчезнет из моей головы.

"Завтра" уже в пути.