[Рирка Канапушка]

Это были Мёртвые горы: вершины – как острие кинжала, склоны – как закат лета. Земля цвета вишни, покрытая паутиной трещин, забывшая, что такое дождь, что такое любовь, что такое плоть. Дорога, которая привела сюда меня, растворилась среди этих трещин, этой вишнёвой пыли ещё утром, и весь день я шёл наугад, не зная, иду ли к перевалу или в сторону от него. Пыль оседала на моей обуви, моей одежде, будто выставляя ложножки, щупальца, языки, подтягиваясь всё выше – от подошв к воротнику. Пыль искала мои глаза, мои нос и рот, ей хотелось проникнуть внутрь меня, поселиться в моих органах, в моих жидкостях, слиться со мной воедино. У вишнёвой пыли была воля и жажда, и страсть; я был средством утолить жажду. Она давно ждала этого: случайного путника, безумца, ищущего Перевал ложных надежд, иллюзорный путь сквозь Мёртвые горы к Безлунному морю. К бесконечному, бескрайнему, безликому, благословенному Безлунному морю.
Пыли были нужны и моё тело, и мой разум – её шуршащий, шероховатый голос скрябал мои барабанные перепонки, оглушал, доводил до кипения, до заворота эмоций. Она знала своё дело, вишнёвая пыль, страж перевала, спутник всех отчаявшихся и отчаянных. Она жаждала меня. Она была готова получить то, чего жаждет.
А я всего лишь надеялся к вечеру дойти до перевала – Перевала ложных надежд.