Так, мы шли по дороге из синего кирпича. На каждом кирпиче была метка, клеймо Императорских мастерских. На каждом кирпиче извивалась маленькая тёмно-синяя ящерка. Хотя она должна была бы быть изумрудной, как на гербе, но кирпичи были синими, и ящерка была синей, и пыль в наших лёгких была синей, и ещё то, что мы ели и пили, приобретало синий оттенок.

Всё потому, что дорога из синего кирпича ведёт к краю земли. На краю земли есть контрольно-пропускной пункт.

Каждого, кто подходит к нему, ждёт один ответ, к которому он должен назвать вопрос.

И на КПП отвечают что-то посложнее, чем "42"! На "42" мы уже нашли ответ в позапрошлый четверг, когда на джунгли вылился зимний, искусственный дождь и все животные стояли мордами кверху и ловили капли с мятным и коньячным привкусом на язык.

За контрольно-пропускным пунктом стоит Человек-без-Имени. Он потерял своё имя давным-давно, когда внутренняя Монголия была ещё внешней, когда Беловодье было озером Байкал, а Гиперборея начиналась прямо за морем Лаптевых. Он потерял имя где-то в наших краях, разыскивая себе жену, но в результате остался и без имени, и без той женщины, которой обещал небо и звёзды, и космос, и вечность, и должность на Последнем Небе. Имя выпало у него изо рта и стало синей пылью, из которой теперь прессуют кирпичи с клеймом Императора Страны Радуг, того, что влюбился в женщину, которой Человек-без-Имени обещал небо и звёзды, и космос, и вечность, и должность на Последнем Небе. Император не стал ничего обещать ей, а поцеловал, когда ночная гроза проходила над его дворцом и молнии дырявили крышу. И женщина решила, что это значит больше, чем все обещания, часть которых неисполнима, а другая часть - неисполняема. Поэтому она достала зеркало, увидела своё отражение, звёзды и вечность, и прошептала, даря дыхание стеклу: "Так тому и быть". И стало так, как она сказала.



А на самом деле, ничего этого нет и не будет, просто синяя пыль дарит нам немного больше счастья, чем обычно. И мы видим картинки, отражающие истинную плоскость мира, мы видим автограф на стекле и читаем эту подпись, вечно читаем это имя, но никогда не произнесём вслух: "…".