практика иллюзий
Премьера через три часа. «Я сойду с ума за три часа. Боги, боги, боги, иногда ждать годы легче, чем несколько часов.
Так, про то, что ждать годы мне тоже пришлось и очень долгие, я порассуждаю позже. А сейчас я хочу найти Станислава. Именно сейчас».
Станислав носился от гримёрок к сцене, от звукооператоров к осветителям, от менеджеров зала к режиссёру. Есть место, где все эти пути сходятся, - перекрёсток коридоров. «Там я его и поймаю».
Он нервничал.
читать дальше-Что? Что? – спросил Станислав, хватая Абигайль за руку. Возможно, будь у него время, он задал бы вопрос по всей форме: «Что-то случилось с моей звёздой? Или с моей второй звездой?».
Би улыбнулась успокаивающе. Станислав на секунду замер, а потом резко притянул Би к себе и поцеловал. Губы у него были сухие и горячие, будто он болен; Би слышала учащённый стук сердца. Через минуту он уже бежал дальше: проверять, выяснять и исправлять.
«Стоит заметить, что это наш первый поцелуй». Улыбаясь своим мыслям, Би пошла обратно к Изабелле.
Иза была спокойна, как слон, её нельзя ничем пронять. Би никогда не видела подругу нервничающей или обеспокоенной; невидимая стена уверенности всегда сопровождала всегда отделяла Изу от любых неприятностей и волнений. У Би мандраж, а Иза раскладывает пасьянс и ругает пиковую восьмёрку, мешающуюся ему сойтись. Это всегда была пиковая восьмёрка, проклятая карта. Там, в гримёрке Изабеллы было тихо, тепло, как-то дремотно, но успокоиться у Би не получилось.
До премьеры два часа. Станислав заглянул в гримёрку, увидел Изу за картами и Би, теребящую подругу за рукав, и тут же исчез, оставшись незамеченным. Кажется, он даже не помнил, что час назад целовал Би, но ещё хуже, что он вспомнит это через два часа с четвертью и не будет понимать, ни что его подтолкнуло к этому, ни что ему делать теперь.
Остался час. Первые зрители уже подъехали к зданию театры, а трансляция полностью налажена. Пока показывали пустую сцену, прибывающих зрителей и работников театра, имеющих неосторожность попасть в поле зрения камер. Иза забросила пасьянс, он всё равно не сходился, и легла на кушетку. Би сидела рядом, на полу, точнее на подушках, и смотрела, как мерно дышит подруга. Через десять минут должны были прийти гримёры.
Но эти десять минут будут принадлежать только Изабелле и Абигайль. Ещё десять особенных минут в их жизни, наполненных молчанием и ощущением друг друга, осознанием, что в мире есть человек, составляющий с тобой идеальную комбинацию, ключ, отмыкающий мир.
За двадцать минут до премьеры, когда загнанный Станислав опять заглянул в гримёрку, он неожиданно нашёл там двух незнакомых женщин, лишь отдалённо напоминающих Изу и Би. Женщин звали Селена и Моррея.
-Мы готовы, - сказала Селена, скользнув взглядом по вошедшему человеку.
теория иллюзий
«Каждый иллюзионист рано или поздно позволяет сомнениям овладеть им. Тогда мысли о том, что, по существу, его искусство питается способностью лгать и что без вкуса к красиво выстроенной лжи нельзя стать истинным иллюзионистом, лишают его вдохновения и силы.
Но вы должны помнить, что искусство иллюзий – это искусство плести паутину лжи, сколь прекрасную, столь и сложную, но обращать её во имя пробуждения в сердцах людей истины. Ибо истина – это красота, и всё, что красиво, каким бы не была его изначальная природа, истинно.
Это первое правило, которое иллюзионист формулирует для себя. Оттого, насколько верно вы поймёте его, будет зависеть не только крепость вашей силы, но и истинность ваших иллюзий».
настоящая
Мир Морреи расстилается внизу, ближе к земле, расползается по залу, закрывая зрительные ряды, поднятые над сценой. Туман над морем, ночным морем, морем в штиль: почти недвижимая вода, едва слышимый плеск; это мир, каким мы его видим до рождения и после смерти, то, что вызывает в нас странное чувство покоя и страха, и ожидания чего-то неизбежного то ли прекрасного, то ли чудовищного, то ли выпадающего за границы всех возможных критериев. Моррея идёт по воде, сквозь туман; она сама кажется туманом, её взгляд устремлён верх, на сестру.
Мир Селены в небе. Чёрная ночь, облака, скрывающие звёзды. Два мира, верхний и нижний, кажутся отражениями друг друга, и всё же небо – это небо. Это мир настоящего, свежий, лёгкий, воздушный.
Два мира смотрят друг на друга и говорят друг с другом о любви и о том, что такое истина, а что такое иллюзии.
-Я отражение вечности, - произносит Селена, опускаясь ниже.
-Ты отражаешь меня, - отвечает Моррея. Туман вокруг неё поднимается вверх, устремляясь к Селене.
Оказавшись рядом с сестрой. Селена протягивает ей руку, но Моррея целует её в губы. Туман застит людям глаза.
В это время сёстры исчезают, а небо и поре падают друг в друга и сталкиваются с оглушающим зрителем шумом. И сразу за этим грохотом наступают тишина и полная тьма, так что люди успевают впасть в панику: они не слышат ни своих движений, ни голоса, ни даже стука сердца, они не видят ладонь, которую подносят к самым глазам. Возможно, кто-то из них кричит, срывая голос, но звуков всё равно нет. Встать же с кресел и выбежать из зала им всем мешает один и тот же глубокий страх, что они ощутили в пустоте, где больше не действуют физические законы.
Это безвременье длится всего несколько секунд, но субъективно оно воспринимается бесконечным. А потом появляется едва уловимый звук, тонкий писк, постепенно превращаясь в свист ветра. И почти одновременно сквозь зал проносится луч белого света, а за ним уже появляется льющийся отовсюду блёклый солнечный свет.
Потом оживают сердца: люди снова слышат ритм собственной жизни. Из пустоты, ветра и солнца снова был создан человек.
Мир раскручивается, усложняется; свет плетёт узоры, за которыми сложно проследить: это отражение эволюционирующий белковой жизни. Пусть чётко не определить, что же за формы из света и тени сейчас беснуются в воздухе, но суть их совершенно прозрачна.
И, наконец, время прибывает к текущему моменту, и высоко в небе люди видят себя. Формы застывают и падают вниз, соединяясь со своими оригиналами. Всё успокаивается, в зрительном зале снова темно, освещена только маленькая сцена. На противоположных сторонах её, прислонившись спиной каждая к своему столбу, обняв эти столбы руками, отведёнными назад, наклонив голов так, что длинные волосы закрывают лицо, стоят создательницы иллюзий – Морреа и Селена, Море и Луна.
практика иллюзий
Тишина сменилась аплодисментами.
-Каждый раз мне приходится удивляться тому, как вы оформляете сюжет, - привычно восхищённо сказал Станислав, когда Иза и Би спустились со сцены за кулисы. И каждый раз это выглядит ещё более волшебным, чем раньше.
Абигайль как будто машинально взяла его под руку, представление требует много сил, и она устала. Изабелле не на кого опереться, он тоже устала, но не должна показывать вида, что это так. Иллюзии лишают не столько физических сил – хотя и их тоже, сколько душевных. «Иллюзии – это волшебство, идущее из глубины человеческой души». Иза устала, но ей не на кого опереться, поэтому она продолжает поддерживать иллюзию, что ей всё в порядке.
И затем, когда Абигайль и Станислав сели в одну машину, а Изабель – в другую, хотя ещё месяц назад всё было не так, Иза всё ещё делала вид, что всё в порядке. Она перестанет это делать только дома, уже в постели, когда, накрыв подушкой голову, подтянув согнутые ноги к животу, закрыв глаза, она провалится в пустоту.
настоящая
-Держи, - Иза, зажав сигарету зубами, наклонилась и достала из кармана на колене плоскую коробочку. – Здесь… карта и маршруты… арсписание.
Би взяла коробочку, но спешила её прятать. Иза нахмурилась:
-Ты сомневаешься?
Би дёрнула головой, изображая отрицание, но закрыла глаза и вздохнула.
-Я у них всё узнала, - сказала она очень спокойно. – Всё-всё узнала. Ты была права.
Иза быстро погасила невольную улыбку, выкинула сигарету, она обняла Би.
-Ну ничего… - тихо прошептала и. – Ничего-ничего. А это… маршруты… их наизусть учить?
Иза всё-таки засмеялась.
теория иллюзий
«Ни один иллюзионист не творит иллюзий сам для себя, потому что только наличие зрителей придаёт иллюзии смысл. Какую бы форму представления иллюзионист не выбрал, как бы не представлял правду, зритель всегда вправе скрыться в реальности от иллюзии. Лишь иллюзионист, зная о своей иллюзии всё, понимает, насколько она реальна, и попадает в её ловушку. Со стороны всегда видна граница, отделяющая то, что было всегда, и то, что создано только что.
И потому второе правило заключается в следующем: иллюзионист всегда позволяет зрителю творить иллюзии вместе с ним, разделяя акт творения, чтобы зритель не видел границы. Иллюзии – это волшебство, идущее из глубины человеческой души, любой души, находящейся в круге иллюзий».